Пожар на ЧАЭС 23 мая 1986 года

      О пожаре, едва не ставшем роковым для народов России, Украины, Белоруссии, для всей Европы, сохранилось очень мало сведений.

      Официальный источник один – «Акт расследования загорания кабелей на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС», утвержденный 26 мая 1986 года заместителем министра энергетики и электрификации СССР Н.А. Лопатниковым. Однако когда он составлялся, руководитель тушения В.М. Максимчук в тяжелейшем состоянии находился в госпитале в Киеве, а его важнейший помощник капитан А.С. Гудков, отвечавший в ГУПО за пожаробезопасность атомных станций, за день до составления акта убыл в Москву.
      Акт этот вызывает у людей, непосредственно принимавших участие в тушении, ряд вопросов (всегда сдержанный Максимчук, прочитав документ в больничной палате, в сердцах швырнул его в угол). Однако других документов об этом пожаре не сохранилось. Впрочем… Есть маршрутный лист пребывания в зоне ЧАЭС В.М. Максимчука, его воспоминания, воспоминания и маршрутные листы его подчиненных– А.С. Гудкова, В.В. Чухарева, В.Я. Романюка и других участников уникального пожаротушения. В Национальном музее Украины «Чернобыль» и Центральном музее МВД России хранятся воспоминания очевидцев. Есть воспоминания генерал-лейтенанта внутренней службы Николая Ивановича Демидова, в те дни – заместителя министра внутренних дел СССР, руководителя оперативной группы МВД СССР в Чернобыле. Собрал их и свел воедино, получив таким образом достоверную картину, Владимир Ясонович Никитенко.

      …Поздно вечером 22 мая Владимир Михайлович начал совещание с офицерским составом и подробно рассмотрел с коллегами возможные варианты действий пожарных в случае возгораний на АЭС. Совещание закончилось в 01:30, а уже в 02:15 на станции было обнаружено загорание. По свидетельству Н.И. Демидова, вероятные последствия этого пожара могли быть страшными. Где и что именно горит, предстояло выяснить огнеборцам МВД СССР. Операцию по разведке и ликвидации пожара в условиях высокого уровня радиации Максимчук возглавил лично.

      Говорит капитан Григорий Григорьевич Вересоцкий:
      – Я и вправду в первые минуты растерялся. Я кадровик. То есть работал в отделе кадров и, конечно же, никогда не формировал ни отделений, ни частей, да еще в таком авральном положении. Не забывайте, что делать нужно было все быстро, потому что штаб АЭС требовал: давай, давай, давай!... Да еще, имейте в виду, люди со всех концов приехали, они же друг друга не знают. И, чего греха таить, Чернобыльская станция уже показала свой характер... А что она на этот раз преподнесет?! Мы же люди. Не комбайны и не бронетранспортеры. А потом, когда эти молодые парни выстроились на площади и я смотрел в их глаза... Знали ребята, куда ехали? Конечно. Были уже погибшие на АЭС, были те, кто умер в больницах от лучевой болезни, были госпитализированные, а тем не менее они приехали сюда выполнять свой долг...

Из рассказа В.М. Максимчука:
      – Я много лет отдал противопожарной охране, тушил пылающие нефтебазы и химические заводы, многоэтажные дома и корабли; были такие тяжелые минуты во время пожара, что казалось – все, это последние мгновения в моей жизни. Но... мне никогда не было так страшно, как в бронетранспортере, когда мы ехали из Чернобыля на АЭС. И страшной была не возможность большого пожара, к этому мы себя готовили ежечасно, ежеминутно, сами понимаете, но я не думал, что обычное молчание может быть таким ужасно тяжелым.
      Я видел лица товарищей: желтые – а, может, мне так показалось? – глаза острые и... какие-то чужие. Я старался прочесть их мысли. Воображение рисовало разветвленные кабельные туннели и коробы на 3-м и 4-м энергоблоках, по которым огонь мог перекинуться куда угодно. А если в машинный зал, где разлито масло? Турбины же стоят «под водородом». Что бы случилось?
      Об этом думал я, и, конечно же, об этом думали мои товарищи в бронетранспортере, которых я вез на станцию. Имел ли я на это право? Ведь у каждого из них была семья, дети, а поездка может оказаться последней для любого из них. Но если бы вначале я поехал сам, все разведал, а потом... Потом уже могло быть поздно. Дорога каждая минута. Мгновение решало судьбу миллионов людей. Я скользнул взглядом по офицерам, точно выбрал, кому из них можно доверить ответственное дело: «Товарищи офицеры. Ждите меня, я – в разведку. Нужно иметь общую картину пожара. Без этого мы не можем надеяться на успех». «Я с Вами, Владимир Михайлович!» – решительно сказал капитан Гудков.